Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927 - Страница 32


К оглавлению

32
на нефть
    эсэсэрскую лезут.
От наших
     Баку
       отваливай, сэр!
Самим нужно до зарезу.
  Баку, 5/XII — 27 г.

Солдаты Дзержинского

Вал. М.


Тебе, поэт,
     тебе, певун,
какое дело
     тебе
       до ГПУ?!
Железу —
     незачем
        комплименты лестные.
Тебя
  нельзя
     ни славить
         и ни вымести.
Простыми словами
           говорю —
            о железной
необходимости.
Крепче держись-ка!
Не съесть
     врагу.
Солдаты
    Дзержинского
Союз
     берегут.
Враги вокруг республики рыскают.
Не к месту слабость
        и разнеженность весенняя.
Будут
  битвы
     громше,
        чем крымское
землетрясение.
Есть твердолобые
вокруг
   и внутри —
зорче
   и в оба,
чекист,
   смотри!
Мы стоим
     с врагом
           о скулу скула́,
и смерть стоит,
       ожидает жатвы.
ГПУ —
   это нашей диктатуры кулак
сжатый.
Храни пути и речки,
кровь
     и кров,
бери врага,
     секретчики,
и крой,
   КРО!
  

[1927]

Хорошо!

Октябрьская поэма
1

Время —
     вещь
      необычайно длинная, —
были времена —
        прошли былинные.
Ни былин,
     ни эпосов,
         ни эпопей.
Телеграммой
      лети,
         строфа!
Воспаленной губой
         припади
            и попей
из реки
   по имени — «Факт».
Это время гудит
        телеграфной струной,
это
  сердце
     с правдой вдвоем.
Это было
     с бойцами,
         или страной,
или
  в сердце
      было
         в моем.
Я хочу,
   чтобы, с этою
         книгой побыв,
из квартирного
      мирка
шел опять
     на плечах
         пулеметной пальбы,
как штыком,
        строкой
         просверкав.
Чтоб из книги,
      через радость глаз,
от свидетеля
      счастливого, —
в мускулы
     усталые
        лилась
строящая
     и бунтующая сила.
Этот день
     воспевать
         никого не наймем.
Мы
  распнем
      карандаш на листе,
чтобы шелест страниц,
           как шелест знамен,
надо лбами
     годов
        шелестел.

2

«Кончайте войну!
        Довольно!
            Будет!
               В этом
                 голодном году —
невмоготу.
Врали:
   «народа —
        свобода,
            вперед,
               эпоха,
                  заря…» —
и зря.
Где
  земля,
     и где
      закон,
         чтобы землю
               выдать
                  к лету? —
Нету!
Что же
   дают
        за февраль,
         за работу,
              за то,
               что с фронтов
                  не бежишь? —
Шиш.
На шее
   кучей
      Гучковы,
           черти,
              министры,
                  Родзянки…
Мать их за́ ноги!
Власть
   к богатым
        рыло
            воротит —
               чего
                 подчиняться
                     ей?!.
Бей!!»
То громом,
     то шепотом
           этот ропот
сползал
   из Керенской
         тюрьмы-решета.
В деревни
     шел
      по травам и тропам,
в заводах
     сталью зубов скрежетал.
Чужие
   партии
      бросали швырком.
— На что им
      сбор
        болтунов
            дался́?! —
И отдавали
     большевикам
гроши,
   и силы,
      и голоса.
До са́мой
     мужичьей
         земляной башки
докатывалась слава, —
           лила́сь
              и слы́ла,
что есть
   за мужиков
        какие-то
            «большаки»
— у-у-у!
      Сила! —

3

Царям
   дворец
      построил Растрелли.
Цари рождались,
        жили,
           старели.
Дворец
   не думал
        о вертлявом постреле,
не гадал,
   что в кровати,
           царицам вверенной,
раскинется
     какой-то
         присяжный поверенный.
От орлов,
     от власти,
         одеял
            и кру́жевца
голова
   присяжного поверенного
              кружится.
Забывши
     и классы
         и партии,
идет
   на дежурную речь.
32