Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927 - Страница 8


К оглавлению

8
           толпа.
Толпа плывет
      и вновь
         садится на́ мель,
и вновь плывет,
         русло
         меж камня вырыв.
«Вихри враждебные веют над нами…»
«Отречемся от старого мира…»
Знамена несут,
      несут
         и несут.
В руках,
   в сердцах
        и в петлицах — а́ло.
Но город — вперед,
            но город —
              не сыт,
но городу
     и этого мало.
Потом
   постепенно
пришла степенность…
Порозовел
     постепенно
         февраль,
и ветер стихнул резкий.
И влез
   на трон
      соглашатель и враль
под титулом:
     «Мы —
         Керенский».
Но мы
       ответили,
      гневом дыша:
— Обратно
     земной
        не завертится шар.
Слова
   переделаем в дело! —
И мы
     дошли,
     в Октябре заверша
то,
  что февраль не доделал.
  

[1927]

Первые коммунары


Немногие помнят
        про дни про те,
как звались,
     как дрались они,
но память
    об этом
        красном дне
рабочее сердце хранит.
Когда
      капитал еще молод был
и были
   трубы пониже,
они
  развевали знамя борьбы
в своем
   французском Париже.
Надеждой
     в сердцах бедняков
               засновав,
богатых
    тревогой выев,
живого социализма
         слова
над миром
     зажглись впервые.
Весь мир буржуев
        в аплодисмент
сливал
   ладонное сальце,
когда пошли
     по дорожной тесьме
жандармы буржуев —
          версальцы.
Не рылись
     они
      у закона в графе,
не спорили,
     воду толча.
Коммуну
    поставил к стене Галифе,
французский
     ихний Колчак.
Совсем ли умолкли их голоса,
навек удалось ли прикончить? —
Чтоб удостовериться,
         дамы
              в глаза
совали
   зонтика кончик.
Коммуну
    буржуй
        сжевал в аппетите
и губы
   знаменами вытер.
Лишь лозунг
     остался нам:
           «Победите!
Победите —
     или умрите!»
Версальцы,
     Париж
        оплевав свинцом,
ушли
  под шпорный бряк,
и вновь засияло
         буржуя лицо
до нашего Октября.
Рабочий класс
      и умней
         и людней.
Не сбить нас
     ни словом,
           ни плетью.
Они
  продержались
        горсточку дней —
мы
  будем
     держаться столетья.
Шелками
    их имена лепеча
над шествием
      красных масс,
сегодня
   гордость свою
         и печаль
приносим
     девятый раз.
  

[1927]

Лучший стих


Аудитория
     сыплет
        вопросы колючие,
старается озадачить
            в записочном рвении.
— Товарищ Маяковский,
           прочтите
               лучшее
ваше
     стихотворение. —
Какому
   стиху
     отдать честь?
Думаю,
   упершись в стол.
Может быть,
     это им прочесть,
а может,
    прочесть то?
Пока
  перетряхиваю
        стихотворную старь
и нем
  ждет
     зал,
газеты
   «Северный рабочий»
            секретарь
тихо
  мне
    сказал…
И гаркнул я,
     сбившись
         с поэтического тона,
громче
   иерихонских хайл:
— Товарищи!
      Рабочими
           и войсками Кантона
взят
  Шанхай! —
Как будто
     жесть
        в ладонях мнут,
оваций сила
      росла и росла.
Пять,
     десять,
     пятнадцать минут
рукоплескал Ярославль.
Казалось,
    буря
      вёрсты крыла,
в ответ
   на все
      чемберленьи ноты
катилась в Китай, —
         и стальные рыла
отворачивали
      от Шанхая
           дредноуты.
Не приравняю
      всю
        поэтическую слякоть,
любую
   из лучших поэтических слав,
не приравняю
      к простому
           газетному факту,
если
  так
   ему
     рукоплещет Ярославль.
О, есть ли
     привязанность
           большей силищи,
чем солидарность,
        прессующая
              рабочий улей?!
Рукоплещи, ярославец,
         маслобой и текстильщик,
незнаемым
     и родным
         китайским кули!
  

[1927]

Не все то золото, что хозрасчет


Рынок
   требует
      любовные стихозы.
Стихи о революции?
         на кой они черт!
8